Greece About

Колонизация северного побережья Черного моря началась уже после того, как греческие поселенцы прочно обосновались на южном и западном его побережье. Древнейшие из северопричерноморских колоний греков, судя по их раскопкам, возникли не ранее VI в. до н. э. Единственное в этом отношении исключение составляет небольшое поселение более раннего времени на острове Березани, которое, впрочем, вскоре прекратило свое существование. Сравнительно более позднее освоение северного побережья греческими колонистами находит себе объяснение в большей удаленности этих мест от их родины. Само собой разумеется, что отдельные греческие мореплаватели эпизодически посещали северный берег и раньше. О знакомстве греков с этим районом в более раннее время, кроме мифов и сказаний, свидетельствуют также находки в Северном Причерноморье отдельных вещей греческой работы, датируемых VII в. до н. э.

Главная роль в колонизации Северного Причерноморья принадлежала ионийским грекам, выходцам из городов малоазийского побережья, прежде всего Милета. В VI в. ими была основана в устье Буго-Днепровского лимана Ольвия и ряд колоний на восточном побережье Крыма, по обоим берегам Керченского пролива, в древности носившего название Боспора Киммерийского. Самые крупные из них: Пантикапей (на месте нынешней Керчи), Нимфей, Феодосия (на месте нынешней Феодосии), Фанагория, Гермонасса и Кепы — на побережье Таманского полуострова, в то время представлявшего собой группу островов, образуемых дельтой Кубани. Самым северным из боспорских поселений был Танаис, расположенный близ устья Дона, возникший, правда, позднее. Через Танаис осуществлялись оживленные сношения боспорских колоний с придонскими племенами. Единственной в Северном Причерноморье дорийской колонией был Херсонес, основанный в V в. до н. э. переселенцами из Гераклеи Понтийской, в 3 км от нынешнего Севастополя. Не исключена возможность, что до поселения гераклийских колонистов на месте Херсонеса существовало небольшое ионийское поселение.

В дальнейшем развитии северочерноморских колоний греков наряду с земледелием начинает играть видную роль и торговля.

В VI в. до н. э. потребность в причерноморском сырье и особенно в хлебе ощущалась уже многими греческими городами. Греческое ремесло также нуждалось в рынке сбыта для своей продукции. Заинтересованность в этом в первую очередь ощутили города малоазийского побережья — наиболее передовые и экономически развитые греческие города того времени.

Греческие колонии черноморского побережья, в частности северочерноморские колонии, в VI в. до н. э. приобретают исключительное значение в экономической жизни Греции. Они становятся поставщиками сырья, хлеба и рабочей силы — рабов. От их деятельности, таким образом, зависит материальное благосостояние многих греческих городов.

Между греческими колонистами и местными племенами установились оживленные торговые сношения. Импортируемые из Греции ремесленные изделия, вино и оливковое масло, а также изделия местных греческих мастеров обменивались греческими купцами на сельскохозяйственные продукты. Особенно была заинтересована в обмене местная племенная знать, владевшая большими стадами скота и плодородными землями. В торговые сношения с греками оказались втянутыми и более широкие слои местного населения, по свидетельству Геродота, сеявшего хлеб с расчетом на продажу. Многочисленные вещи греческого происхождения, находимые при раскопках местных поселений и курганов, наглядно иллюстрируют интенсивность этих связей.

Благоприятные условия для развития греческих колоний в Северном Причерноморье заключались в том, что местное общество к началу колонизации уже ощущало потребность во взаимном обмене с греками. В свою очередь, торговля с греческими колонистами форсировала в местном обществе процессы классообразования, содействуя его переходу от первобытно-общинного строя на более высокую ступень исторического развития. Тесное общение греков с местными племенами способствовало также развитию процессов ассимиляции, особенно интенсивно протекавших на берегах Боспора Киммерийского. Сформировавшаяся здесь культура в связи с этим приобрела своеобразные греко-местные черты.

Древнейшими из известных грекам обитателей Северного Причерноморья были киммерийцы. Под именем «гимиррай» они упоминаются и в ассирийских клинописных текстах конца VIII в. до н. э., сообщающих о киммерийских вторжениях в Малую и Переднюю Азию и даже Египет.

Ко времени Геродота, посетившего Северное Причерноморье в середине V в. до н. э. и оставившего наиболее ценные сведения об обитателях этой страны, период, связанный с именем киммерийцев, был уже далеким прошлым, запечатлевшимся в местной топонимике. Так, современный Керченский пролив, как уже говорилось, назывался Боспором Киммерийским, в районе названного пролива находились киммерийское укрепление, киммерийская переправа, Киммерийская область. Создается впечатление, что главным местопребыванием киммерийцев был Керченский полуостров. Однако Геродот сообщает, что ему показывали могилу «киммерийского царя» в районе Днестра. Другие античные писатели еще меньше осведомлены о киммерийцах. Не исключена возможность, что у греков киммерийцы имели значение собирательного имени, под которым разумелись многие племена, населявшие в древности широкое степное пространство от Южного Буга до Азовского моря, включая и Крым. Культура киммерийцев до сего времени известна мало. В археологической литературе термином «киммерийская культура» принято обозначать памятники переходной от бронзы к железу эпохи, обнаруженные на территории Северного Причерноморья в результате отдельных раскопок, в кладах и в виде случайных находок. Выделить из этого материала памятники собственно киммерийские пока что представляется затруднительным. По сведениям Геродота, киммерийцы в дальнейшем были вытеснены из Северного Причерноморья скифами и переселились на южный берег Черного моря, в район Синопы. Некоторые ученые предполагают, что если такое переселение и имело место в исторической действительности, оно не было поголовным, и часть киммерийцев осталась в горной части Крыма; обитавшие здесь племена упоминаются потом античными писателями под именем тавров.

По свидетельству Геродота, в его время основным населением Северного Причерноморья были скифы, о которых он приводит обстоятельные сведения. Так как Геродот, по всем признакам, вел свои наблюдения над племенным миром Северного Причерноморья, из расположенной в устье Буго-Днепровского лимана Ольвии, он называет в первую очередь те из скифских племен, которые жили в непосредственной близости от этого города. В описании Геродота они перечисляются по именам. Первыми он называет каллипидов, фигурирующих у него и под другим характерным названием — эллино-скифов. Они были ближайшими соседями Ольвии и раньше других ассимилировались с греческими колонистами, испытав на себе сильное воздействие греческой культуры. О живущих рядом с каллипидами алазонах Геродот сообщает, что они сеяли и употребляли в пищу хлеб, а также лук, чеснок, чечевицу и просо (IV, 17). Дальше за алазонами, на территории, примыкавшей к обоим берегам Буга, жили так называемые скифы-пахари, которые, по словам Геродота, сеяли хлеб не только для собственных нужд, но и на продажу. Очевидно, территория, населенная скифами-пахарями, входила в сферу торговой деятельности ольвийских купцов.

Население более далеких от Ольвии районов Геродот определяет на основании более общих признаков. Так, все население большой территории, простирающейся на восток от Днепра, он называет скифами-земледельцами, противопоставляя их еще более многочисленной группе скифов-кочевников, которые, по словам Геродота, «не сеют и не пашут». Еще дальше на восток, по данным Геродота, жили так называемые царские скифы, которых он характеризует по признаку их военного преобладания над остальным населением.

Таким образом, скифы представляли собой ряд, очевидно, родственных друг другу, частью кочевых, частью оседлых племен. Из материала археологических исследований вытекает, что собственно скифская культура получила распространение прежде всего в районе Нижнего Буга и Нижнего Днепра и на пространстве между Нижним Днепром и Азовским морем, включая и территорию степного Крыма. При наличии некоторых локальных особенностей каждого из районов наблюдаются черты типологической общности материальной культуры: одни и те же формы керамики, однотипное оружие и конская сбруя, сходные типы погребений и т. д. Материальная культура лесостепной полосы, которая существенно отличалась от культуры скифской, с середины V в. до н. э. испытывает на себе сильное ее влияние, несколько сгладившее черты различия между этими двумя культурами. Этническая близость скифских племен в первую очередь находила свое выражение в их языке. К сожалению, об этом языке мы располагаем лишь очень ограниченными данными, почерпнутыми главным образом из греческой письменности. Попытки решения вопроса о языке скифов породили ряд противоречивых и взаимно исключающих друг друга гипотез. В настоящее время среди лингвистов и скифологов нашей страны господствует взгляд о принадлежности языка скифов к так называемой североиранской группе языков.

За Доном, по данным Геродота, жили уже не скифы, но родственные им и по языку, и по образу жизни племена савроматов. То же можно сказать о мэотийских племенах, обитавших на побережье Азовского моря и Прикубанья. Территория, населенная перечисленными племенными группами, со всех сторон была окружена не родственными скифам племенами, существенно отличавшимися от них и образом своей жизни, и уровнем социального развития. Об этих племенах греки были весьма плохо осведомлены, и о них циркулировали самые фантастические слухи. Геродот, например, рассказывает о неврах, населявших территорию к западу от Среднего Днепра и, может быть, представлявших собой протославянское население Европы, что все они были волшебниками и обладали способностью превращаться в волков. Примерно такие же смутные представления были у Геродота и о меланхленах, населявших район по верхнему течению Дона и прилегающее к нему с востока степное пространство.

Само собой разумеется, что историческое развитие племен, разбросанных на таком огромном пространстве, протекало в весьма различных условиях и имело далеко не одинаковые темпы. Существенные различия в уровне развития наблюдаются даже в тех случаях, когда те или иные племенные группы находились в непосредственной близости друг к другу. Так, все античные писатели, например, единодушно подчеркивают грубость и отсталость населявших горный Крым тавров. Археологические исследования этой части Крыма действительно показали, что здесь в древности не было благоприятных условий для развития земледелия и скотоводства и главным занятием жителей было рыболовство и охота. Однако хозяйственная жизнь большей части северочерноморских племен, именно тех, с которыми соприкасались греки ко времени колонизации, достигла уже относительно высокого уровня. В особенности это относится к быту оседлого земледельческого населения, известного нам по раскопкам многочисленных городищ, в частности раскопкам большого Каменного городища на Днепре близ современного Никополя. Вспашка земли в это время, как правило, уже производилась при помощи запряженных в плуг волов, при уборке урожая пользовались серпами, зерно перемалывалось на особых зернотерках. Многочисленные костные остатки свидетельствуют о разведении крупного и мелкого рогатого скота, птицы и лошадей. Остатки жилищ и найденная во время раскопок керамика разнообразных форм и назначения говорят об относительном материальном достатке жителей таких поселений.

О масштабах развития скотоводческого хозяйства у кочевников свидетельствуют такие памятники древнего быта, как Ульский, Костромской, Воронежский и другие курганы. Только в одном из Ульских курганов, датируемом VI в. до н. э., было найдено свыше 400 конских скелетов, расположенных правильными рядами у коновязей. Обычай массового ритуального умерщвления лошадей дает ясное представление о величине конских табунов, принадлежавших кочевникам. Насыщенность погребального инвентаря больших курганов вещами греческого происхождения наглядно свидетельствует о тесных связях местной племенной знати с греческими городами-колониями.

Большие курганные погребения с богатым погребальным инвентарем и следами ритуальных жертвоприношений, контрастирующие с встречающимися во множестве могилами бедняков, почти лишенными погребального инвентаря, свидетельствуют и об интенсивном развитии в местной среде процессов социально-имущественного расслоения. Постоянные военные столкновения между племенами, дававшие в руки победителей добычу и пленников, и торговля с греками, которым часть этих пленников, очевидно, перепродавалась, форсировали дальнейшее нарастание социального неравенства. Однако северочерноморское общество в рассматриваемое время, судя по всему, еще не изжило первобытно-общинного строя; в нем еще не начался процесс классового образования и формирования государства.

Геродот неоднократно упоминает о скифских царях. Эти цари даже в тех случаях, когда они возглавляли объединения нескольких племен, по сути дела продолжали оставаться племенными вождями. Поэтому, не сомневаясь в существовании, обычно кратковременных, объединений местных племен, соединявших свои силы для совместных военных предприятий крупного масштаба, как, например, во время скифских вторжений в Малую и Переднюю Азию, следует, однако, поставить под сомнение взгляды ряда ученых, утверждающих существование у скифов VII— V вв. до н. э. государства. Первые реальные признаки скифской государственности появляются не ранее второй половины IV в. до н. э., когда на территории Западного Причерноморья возникает большое и сильное объединение под главенством скифского царя Атея, просуществовавшее, впрочем, очень недолго. Никаких признаков государственности нельзя найти и у сарматов. По свидетельству ряда античных писателей, в сарматской среде особую роль играла женщина. Это дает основание думать, что у сарматов дольше, чем у скифов, сохранялись пережитки матриархата. Можно также с уверенностью считать, что в местной северочерноморской среде не существовало более или менее развитого рабства. Все, что мы знаем из Геродота и кратких упоминаний других авторов о скифских рабах, создает представление о патриархальных его формах. Вряд ли труд несвободных мог найти себе широкое применение в хозяйстве оседлого населения, по всем данным еще незнакомого с частной собственностью на землю. Следует думать, что в тех случаях, когда утрата свободы бывала связана с пленом, пленники ненадолго задерживались у победившего их племени, а сбывались, очевидно при посредничестве греческих купцов, за пределы страны.

Наши представления о быте кочевого и оседлого населения Северного Причерноморья основаны как на свидетельствах Геродота и других античных авторов, так и на материале археологических исследований. «Скифы, — пишет Геродот о кочевниках, — добывают себе пропитание не земледелием, а скотоводством и жилища свои устраивают на повозках». Наглядное представление об этих повозках дает найденная среди детских игрушек при раскопках в районе Керчи глиняная ее модель. Этот вид передвижного жилья, очевидно, возник еще в доскифскую бронзовую эпоху, так как в погребениях этого времени на Северном Кавказе были найдены аналогичные глиняные модели, а в одном из курганов — большие деревянные колеса без спиц. На стойбищах кочевники жили в войлочных шатрах, с очагом посредине. Такого рода шатер-юрта, конической формы, с цилиндрическим клапаном над дымовым отверстием, изображен на одной из пантикапейских фресок.

Детальное устройство жилищ оседлых скифов нам неизвестно. Некоторое представление об этих жилищах дают остатки землянок и глинобитных сооружений, обнаруживаемых при раскопках скифских городищ, а также наблюдения над конструктивными особенностями больших курганных погребений в областях Украины — в Киевской, Кировоградской, Полтавской, Харьковской и степной части Крыма, а также в Воронежской области России.

Как о том свидетельствуют многочисленные находки разнообразной по своей форме и назначению местной посуды, керамика занимала в быте населения весьма видное место. Геродот рассказывает, что скифы готовили пищу также в бронзовых котлах (такие котлы известны и по археологическим находкам) и пользовались деревянной посудой. Судя по костным остаткам, в пищу они употребляли главным образом продукты животноводства.

Одежда скифов известна нам главным образом по изображениям на золотых и серебряных сосудах и других драгоценных изделиях преимущественно греческой работы из Чертомлыцкого, Кульобского, Солохи и других курганов. Она состояла из короткого кафтана, узких кожаных или широких со сборками штанов и кожаных сапог. На головах скифы носили башлыки или, судя по изображениям на вазах, вообще обходились без головного убора. Женщины носили длинные, с узкими рукавами и поясом платья или с такими же узкими рукавами халаты.

Оружие скифов нам известно и по изображениям на вазах, и по многочисленным находкам скифских стрел, копий и коротких мечей — акинаков. Оборонительным оружием скифских воинов служили легкие щиты. Сражались они главным образом на конях, хотя в дальнейшем, с ростом оседлости и земледелия, в скифском войске появляются и пешие воины. Описание военных обычаев скифов занимает видное место у Геродота, который, по-видимому, несколько преувеличивает их воинственность.

Для религии скифов характерно отсутствие храмов и особой касты жрецов. Одним из наиболее почитаемых богов, по словам Геродота, считался у них бог войны, олицетворением которого служил воткнутый в землю железный меч, перед которым приносились жертвы.

Геродот называет по именам еще ряд других скифских божеств, пытаясь перевести их на язык эллинского пантеона, но это ему плохо удается; по-видимому, религиозные представления скифов были весьма далеки от религии греков.

Ярким проявлением своеобразия местной культуры служат вещи, сделанные в скифском зверином стиле. Для этого стиля характерна динамичность в трактовке звериных образов: фигуры зверей чаще всего даются не в статическом состоянии, но в напряженной экспрессии. Такого рода изделия выходили не только из рук местных мастеров, но и иноземных: и греков, и восточных мастеров, которые в таких случаях работали с явным расчетом на вкусы северочерноморских потребителей. Безусловно, на местной культуре сказалось и влияние греков, которое не следует, впрочем, преувеличивать: оно коснулось главным образом лишь узкого слоя местного общества — родо-племенной знати, втянувшейся в торговлю с греческими городами. Греческое влияние, естественно, распространилось и на те из местных племен, которые жили в непосредственной близости к городамколониям. Однако и сами греческие колонисты, как уже отмечалось, испытали на себе совершенно определенное воздействие местной среды. Особенно ясно это сказывается в области изобразительного искусства. На многих известных нам памятниках художественного ремесла северочерноморских городов-колоний лежит печать местного своеобразия, существенно отличающая их от аналогичных памятников Центральной Греции. Своеобразие это сказывается как в выборе северочерноморскими мастерами-художниками сюжетов из местной жизни для своих произведений, так и в стилистических особенностях этих произведений. В этом отношении весьма показательны кульобские и чертомлыцкие вазы работы греческих мастеров с изображенными на них сценами скифского быта, изображения местных божеств на городских монетах, стилистические особенности многих других изделий местного художественного ремесла.