Хоть на лице у него царственной мудрости знак».Я же ему чуть дыша отвечал: «Не диво! И ЗевсаТакже с
Хоть на лице у него царственной мудрости знак».
Я же ему чуть дыша отвечал: «Не диво! И Зевса
Также с Олимпа Эрот вниз совлекал, и не раз».
[перевод Ю. Шульца]
Но поэт вскоре позволяет обратить себя в новую веру, и теперь, когда он уверен в любви своего Минска, его счастье омрачает лишь одно — опасение, как бы мальчика не похитил Зевс.
Из многочисленных стихотворений, посвященных другим звездам, приведем лишь некоторые:
Жаждущий, я целовал дитя нежнейшее летом,
Жажду свою утолив, так напоследок сказал:
«Зевс, наш отец, ты пьешь нектар на устах Ганимеда,
Видно, напиток такой стал для тебя как вино?»
Так и я, Антиоха лаская, — милей он всех прочих, —
Пью сей сладостный мед из Антиоха души.
[перевод Ю. Голубец]
Если взгляну на Ферона, в нем вижу я все; если вижу
Все, но не вижу его, — мне не видать ничего.
[перевод Ю. Шульца]
В полдень я на пути повстречал Алексиса, недавно
Волосы снявшего лишь летом при сборе плодов.
Двое лучей тут меня обожгли: один — от Эрота, —
Впрямь у мальчишки из глаз; солнца — вторые лучи,
Эти — ночь усыпила, а первые — те в сновиденьях
Образ его красоты все разжигают сильней.
Сон, облегчающий многих, принес мне одни лишь мученья,
Эту являя красу, льющую в душу огонь.
[перевод Ю. Шульца]
Боль мне сердце терзает — самым копчиком ногтя
Резвый, беспечный Эрот больно царапнул его.
Молвил с улыбкой он: «Вот и снова сладостна рана,
Бедный влюбленный, и мед жарко горит от любви!»
Если в толпе молодой вдруг вижу я Диофшгга,
С места не сдвинуться мне, сил не осталось моих.
[перевод Ю. Голубец]
3. АСКЛЕПИАД
(Anth. Pal., xii, 135, 162, 163)
Асклепиад Самосский считался учителем Феокрита, который высоко ценил его как поэта и человека. Эпиграммы, дошедшие под его именем, отмечены изяществом формы и нежностью чувства; одиннадцать эпиграмм сохранились в «мальчишеской Музе» «Антологии»; вот одна из них:
Страсти улика — вино. Никагора, скрывавшего долго
Чувства свои, за столом выдали чаши вина:
Он прослезился, потупил гл^за и поник головою,
И на висках у него не удержатся венок.
[перевод Л. Блуменау]
В другой эпиграмме поэт изображает Афродиту, которая дает малышу Эроту уроки чтения и письма. Однако итог ее усилий оказывается весьма отличным от ожидаемого; вместо текста ученик вновь и вновь перечитывает имена двух красивых мальчиков, которые связаны тесными узами сердечной дружбы; нежное восхваление отроческой дружбы мы встретим также в принадлежащей тому же автору эпиграмме 163.
4. КАЛЛИМАХ
(Anth. Pal., xii, 102)
Каллимах из североафриканской Кирены жил между 310—240 гг. до н. э. Он является самым выдающимся эпиграмматистом алексан-
дрийского периода. После обучения в Афинах вместе с уже известным нам поэтом Аратом мы находим его в Александрии: поначалу Каллимах — прославленный преподаватель и грамматик, затем, при дворе Птолемея Филадельфа, он становится одним из деятельнейших сотрудников всемирно известной, широко разветвленной библиотеки. Его литературная деятельность была посвящена главным образом науке, но он не был чужд и поэзии. В оставленных им эпиграммах отчетливо слышится эротическая нота, и в двенадцатой книге «Антологии» мы находим ни много ни мало — двенадцать стихотворений Каллимаха, воспевающих красоту хорошеньких мальчиков и посвященных таинствам Эрота. Он знает, как осветить неисчерпаемый предмет с поразительно интересной новой точки зрения:
Ищет везде, Эпикид, по горам с увлеченьем охотник
Зайца или серпы следов. Инею, снегу он рад .
Если б. однако, сказали ему: «Видишь, раненый насмерть