себя мальчик не мазал, И курчавилась шерстка меж бедер у них, словнопервый пушок на гранате, [перево

себя мальчик не мазал, И курчавилась шерстка меж бедер у них, словно

первый пушок на гранате, [перевод А. Пиотровского]

4. КОНКУРСЫ КРАСОТЫ И ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ О НАГОТЕ

Непросто ответить на вопрос: «Потому ли греки достигли самого совершенного мастерства в художественном изображении обнаженного человеческого тела, что столь часто могли созерцать полностью обнаженных прекрасных людей, или же они испытывали такое наслаждение при виде обнаженных людей потому, что их зрение стало восприимчиво и способно к пониманию красоты обнаженного тела благодаря искусству?» Возможно, между обоими фактами существовала взаимосвязь; искусство придало наслаждению от наготы более возвышенный характер, а много-

20 Согласно Стобею (Sermones, 44. 41), юноши и девушки упражнялись раздельно; согласно Еврипиду («Анлромаха», 591) — вместе.

численные случаи лицезреть идеально прекрасных людей обнаженными не могли не оказать оплодотворяющего воздействия на искусство.

Разумеется, не может более вызывать изумления тот факт, что эта почти безмерная любовь греков к телесной красоте привела к повсеместному учреждению пользовавшихся всеобщей любовью конкурсов красоты, о чем уже упоминалось выше. О большинстве из них мы черпаем сведения у Афинея (xiii, 609e), который, к сожалению, описывает их очень кратко, однако подробным и ясным образом рассказывает о призах для девушек-победительниц, перечислением которых мы не станем утомлять читателя. В любом случае, эти состязания сопровождались более или менее полным обнажением девушек, споривших за победу.

Сами богини подали замечательный пример такого состязания. Гера, Афина Паллада и Афродита спорили о том, кто из них самая прекрасная; премудрый Зевс отказался вынести свои приговор, предоставив судить о красоте богинь троянскому царевичу Парису. Это состязание в красоте бесчисленное множество раз изображалось в древнем и новом искусстве и литературе, и самым забавным из его изображений является, возможно, двадцатый из «Разговоров богов» Лукиана.

Если принять во внимание отношение греков к мужчине, вполне вероятно, что им были известны конкурсы красоты и среди юношей; по крайней мере, для Элиды существует ясное свидетельство Афинея (xiii, 565, 609): юноши, что стяжали здесь награды, помимо прочего были отличены от других и тем, что получали в удел некоторые обязанности, относящиеся к служению богам. Также и на панафиней-ском празднике (речь о нем еще впереди) для бега с факелами отбирались юноши из различных фил (племен) сообразно с их красотой и ловкостью.

Если, таким образом, любовь к лицезрению обнаженного человека была общей особенностью греков, как и южных народов вообще, то почти само собой разумеется; что в жизни индивидуума бывало немало случаев, когда он мог насладиться созерцанием обнаженной красоты тела. Такая любовь сильнее любых моральных (правильнее говоря, условных) опасений, существующих в других странах. Мы вправе предположить, что пример лидийского царя Кандавла не пропал даром, а также что среди эллинов, тянувшихся к прекрасному, такой поступок остался бы без прискорбных последствий, которых — если принимать во внимание, например, чопорность лидийцев, ослепленных в этом вопросе предрассудками, — не могло не быть в других странах.

Кандавл был чрезвычайно влюблен в свою жену и очень гордился ее красотой. Он похвалялся ее красотой перед другими и не переставал настаивать на том, чтобы его любимец Гигес увидел ее, обнаженной Гигес сопротивлялся что было силы, поскольку полагал, что вместе с платьем женщина «снимает с себя и стыд». Но Кандавл не давал ему покоя и сумел обставить дело таким образом, чтобы Гигес остался незамеченным в брачном покое и вечером мог видеть раздевающуюся царицу.

Этот рассказ донесен до нас Геродотом (I, 8), который далее сообщает о том, что царица, догадавшись о присутствии Гигеса, поначалу не могла вымолвить ни слова от смущения. Позже она поставила его перед выбором: «Или убей Кандавла, стань моим господином и обрети царскую власть над Лидией, или готовься умереть на месте». После этого Гигес умерщвляет Кандавла, и таким образом одновременно заштадевает его женой и царством.