Оракулы сновидений были, впрочем, не только для больных в святилищах Асклепия, но и при храмах други

Оракулы сновидений были, впрочем, не только для больных в святилищах Асклепия, но и при храмах других богов и героев, куда обращались за откровением в разных случаях жизни. Наибольшей известностью и уважением пользовался между ними оракул Амфиарая близ г. Ороп на границе Аттики и Беотии. Амфиарай был аргосским мифическим героем из рода славного прорицателя Мелампода, участвовавшим в походе Семерых против Фив и после поражения своих союзников поглощенный землей. Желавший получить предсказание в его святилище предварительно подвергался очищениям, три дня постился и одни сутки воздерживался от вина, причем совершал разные очистительные обряды и жертвоприношения не только Амфиараю, но и многим другим богам и героям; затем он приносил в жертву Амфиараю барана, на шкуре которого потом ложился спать в храме и ожидал откровения во сне. Вопрошавший об излечении от болезни должен был после исцеления бросить золотую и серебряную монету в священный источник, протекавший вблизи святилища. Сюда обращались, однако, за советами не только в болезнях, но и в разных других случаях. Фиванцы, как исконные враги Амфиарая, не допускались к инкубации (сну в храме), равно как варвары и рабы.

Из других оракулов сновидений отметим более известные. В фокидском городе Амфиклея больные ночевали в святилище Диониса, который давал им во сне откровения, объяснявшиеся жрецом в состоянии экстаза. В г. Фаламы на западном берегу Лаконики был оракул в храме Пасифаи, которую одни считали дочерью Атланта, другие – дочерью Амикла, третьи отождествляли с Кассандрой, дочерью Приама, наконец, иные считали за Ино, дочь Кадма. Сюда иногда обращались даже лаконские эфоры. Оракулы Ночи в Мегарах и Геи в Олимпии также, без сомнения, были инкубационными, равно как и оракул богини Бризо на Делосе, куда обращались с вопросами относительно мореплавания и рыбной ловли. В Карии в Нисейской деревне близ города Ахараки было святилище Плутона, куда обращались больные; но спали в святилище обыкновенно не сами они, а жрецы, которые потом и лечили их на основании своих сновидений. В киликийском г. Малл был оракул, основанный, по преданию, мифическими предсказателями Мопсом и Амфилохом. В Апулии на холме Дрион был оракул Калханта; вопрошающие приносили ему в жертву черного барана, на шкуре которого потом ложились спать.

Совершенно особого вида был оракул Трофония при г. Лебадия в Беотии. В мифических преданиях Трофоний и брат его Агамед представляются как герои‑строители; между прочим, они построили дельфийский храм и по окончании этой постройки были найдены умершими безболезненно в самом храме. Такая смерть, по объяснению древних, была дана им в награду за постройку. По другим преданиям, они построили сокровищницу для царя Гириея и в ней оставили незаметную лазейку, через которую по ночам воровали сокровища; когда же царь, заметив воровство, поставил в сокровищнице ловушку и Агамед попался в нее, то Трофоний, чтобы виновники воровства все‑таки остались неоткрытыми, отрубил брату голову, унес с собой и похоронил в Лебадии, но в наказание за убийство был поглощен землею у самой могилы Агамеда. Цицерон отождествляет Трофония с Меркурием, другие смешивали его с Зевсом или присоединяли его имя к имени Зевса как прозвище; однако лебадийские надписи свидетельствуют, что местными жителями Трофоний только почитался рядом с Зевсом Царем, но не отождествлялся с ним. Подробнейшее описание Трофониева оракула дает нам Павсаний, который сам посетил его. В священной роще стояли храмы Трофония, Доброго демона и Доброго счастья. Желавший вопросить Трофония должен был жить здесь несколько дней, купаться в протекавшей через рощу речке и соблюдать чистоту, а также приносить жертвы Трофонию, его детям и другим божествам (Аполлону, Крону, Зевсу Царю, Гере и Деметре‑Европе, кормилице Трофония); мясо жертвенных животных служило пищей готовившимся к вопрошанию оракула. При каждом жертвоприношении производились гадания по внутренностям животных с целью узнать, благоволит ли Трофоний принять вопрошающего, но решающее значение имело только гадание при жертвоприношении, совершавшемся в последнюю ночь перед вопрошанием и состоявшем из барана, которого закалывали в честь Агамеда как подземного героя, над ямой, в которую выливалась кровь жертвы. Если при этом жертвоприношении получались благоприятные знамения, то в ту же ночь начинались окончательные приготовления. Два 13‑летних мальчика, сыновья лебадийских граждан, отводили вопрошающего к реке, омывали и намазывали маслом. После омовения вопрошающий был отводим жрецами к источникам Забвения и Памяти; из первого он пил воду в знак того, что он должен забыть все, что до сих пор было у него в мыслях, а из второго – для того, чтобы удержать в памяти все, что ему откроется в святилище. Затем он молился перед древним кумиром работы Дедала, показывавшимся только в таких случаях; после молитвы поклонника одевали в полотняный хитон, опоясывали священными повязками, обували в особого рода башмаки и вели к оракулу. На горе за рощей находилось место величиной с небольшой молотильный ток, обнесенное беломраморной стеной, имевшей менее двух локтей вышины; на стене стояли медные обелиски, соединенные между собою медными же цепями. Внутри ограды находилась трещина, обработанная искусственно в виде хлебной печи и имевшая в поперечнике около 4 локтей, а в глубину до 8 локтей. Спустившись через это отверстие по узкой подвижной лестнице вниз, посетитель находил в скале другое небольшое отверстие, через которое ему предстояло проникнуть далее. Он ложился здесь на землю, держа в руках медовые лепешки, и просовывал в отверстие ноги до колен; невидимая сила, подобно водовороту, быстро увлекала его в священное подземелье, где он и получал откровение в каком‑либо видении или в словах. Затем та же невидимая сила выбрасывала его обратно через отверстие ногами вперед. Здесь жрецы принимали поклонника, потрясенного всем случившимся и чуть живого от ужаса сажали на седалище Памяти и расспрашивали о виденном и слышанном; затем родные или близкие люди отводили его в святилище Доброго демона и Доброго счастья, где он окончательно приходил в себя. Откровения оракула записывались на досках. Таков рассказ Павсания. Говорят, что гадание у Трофония производило такое сильное впечатление на суеверных и слабых людей, что они надолго оставались мрачными и задумчивыми и даже будто бы не смеялись всю остальную жизнь. По всей вероятности, жрецы умели посредством целесообразных приготовлений приводить вопрошающего в такое состояние, что он не мог отдавать себе точного отчета в видениях, представлявшихся ему в подземном святилище, хотя, конечно, остается неизвестным, какого рода были эти явления и какими средствами они производились. Конечно, жрецы допускали к гаданию только людей верующих; личности сомнительные всегда могли быть устранены посредством неблагоприятных знамений при жертвоприношениях, а те, которые проникали в святилище насильственно и без предварительных обрядов, дорого платили за свою смелость; так случилось с одним солдатом Деметрия Полиоркета, пробравшимся в пещеру с целью грабежа: труп его был найден далеко от входа в пещеру. Оракул Трофония пользовался известностью уже при Крезе, который спрашивал его в числе прочих; затем во время греко‑персидских войн Мардоний между прочими оракулами обращался и к нему. Слава его еще более возвысилась после того, как он предсказал фиванцам победу при Левктрах. Во времена Плутарха из многочисленных беотийских оракулов действовал уже один только Трофониев; он существовал, как кажется, еще и во времена Тертуллиана (нач. III в. по Р. X.). Очень может быть, что город Лебадия именно славе своего оракула обязан тем, что во времена римских императоров сделался главным городом всей Беотии.